Ричард Ченслор, или Открытие России.
Эпоха великих географических открытий раздвинула гpaницы мира, познакомила европейцев с неведомыми странами и людьми. Вместе с тем она привела к некоторому гeoграфическому конфузу, ибо в своем стремлении открыть новые пути в Индию и Китай Европа неожиданно «открыла» Россию, то есть часть самой себя.
В середине ХVI века Англия принадлежала к числу «обиженных» морских держав. Военное могущество Испании заграждало ей выход к южным морям, омывавшим берега вожделенных стран, из которых в Европу текли пряности и золото. Поневоле приходилось бороздить cyровые северные широты. Мореплаватель Джон Кабот в поисках северного прохода в Азию забрел во время экспедиции 1497–1498 годов в холодные воды Ньюфаундленда. Сын его Себастьян, участник экспедиции, впоследствии сообщил английской короне, что открыл путь в Китай, но единственной добычей, которой можно было поживиться у берегов этой северной Поднебесной, были косяки жирной трески. Все же предприимчивому мореходу был пожалован официальный титул «эсквайра и главы мастеров Компании торговых открытий города Лондона», а король Эдуард VI пожелал брать у него уроки космографии.
Неудача не обескуражила Кабота. Он продолжал убе¬ждать лондонских купцов, что в Китай можно попасть через льды Севера. Если на западном направлении оказался тупик, значит, надо плыть на восток! Поддавшись искушению, лондонские негоцианты создали «Общество купцов искателей для открытия стран, земель и островов, государств и владений, неведомых и доселе морским путем не посещаемых». Акционерные взносы составили около шести тысяч фунтов стерлингов. На эти деньги общество приобрело три корабля — «Бона Эсперанта» (в переводе с латинского – «Благая Надежда», 120 тонн водоизмещения), «Бона Конфиденция» («Благое Упование», 90 тонн) и «Эдуард Бонавентура» («Эдуард Благое Предприятие», 160 тонн) с запасами на полтора года плавания.
Преклонный возраст не позволил Каботу лично возглавить экспедицию. Эскадру возглавили адмирал Хью Уиллоби, вызывавший доверие у aкционеров своим большим ростом и познаниями в военном деле, и штурман (старший кормчий) — 32-летний уроженец Бристоля Ричард Ченслор, «не раз показавший свой ум на деле» – именно «на него-то и была вся надежда в успешном выполнении предприятия», поясняет один из участников экспедиции, Климент Адамс, видимо отдававший предпочтение уму перед силой.
Уиллоби и Ченслор имели с собой грамоту Эдуарда VI, обращенную к владыке неведомой Полярной империи. Грамота была составлена на трех языках (русский текст отсутствовал); в качестве толмачей англичане прихватили с собой двух татар, кaким-то чудом оказавшихся при королевской конюшне.
Экспедиция носила мирный характер. Инструкция Тайного королевского совета предписывала морякам не обижать жителей тех земель, которые встретятся у них на пути, чтить их обычаи и нравы и даже «делать вид, что имеем те же законы и обычаи, какие имеют силу в той стране, куда вы придете».
20 мая 1553 года в Гринвиче эскадру ждали торжественные проводы: королевский совет смотрел на отплытие кораблей из окон дворца, любопытные влезали даже на крыши башен. Под гром орудий и приветственные крики моряки прощались с родиной и соотечественниками: «Иной стоял на корме и издали прощался с друзьями,— вспоминает Климент Адамс,— другие расхаживали по па лубе, тот повис на веревчатой сети, иной посылал прощальные взоры с вершины мачты»... Не было только короля Эдуарда VI, от чьего имени затеяно было это путешествие: он лежал больной и умер спустя несколько дней после отплытия эскадры.
Беда поджидала мореплавателей уже у берегов Норвегии. Сильный шторм разлучил корабли: «Эдуард Бонавентура» Ченслора был отнесен ветром далеко на восток. Напрасно прождав неделю два других корабля, Ченслор на свой страх и риск двинулся дальше.
Продвигаясь вперед по неведомым водам, он, по словам Адамса, «зашел так далеко, что оказался в местах, где совсем не было ночи, но постоянно сиял ясный свет солнца над страшным и могучим морем». Наконец, в августе 1553 года корабль Ченслора с экипажем из 48 человек вошел в устье Северной Двины и бросил якорь у монастыря Святого Николая близ Холмогор (Архангельска тогда еще не существовало).
Двинская летопись бесстрастно отметила прибытие чужеземцев: «Прииде корабль с моря на устье Двины реки и обславься: приехали в Холмогоры в малых судах от английского короля Эдварда посол Рыцарт, а с ним гости» — русские люди и не подозревали, что их «открыли». Гости, опасаясь за свою жизнь, просили выдать заложников, но им отказали с вразумлением. Впрочем, скоро англичане могли убедиться, что бояться им нечего — русские кормили гостей до отвала и вели себя как нельзя более радушно. Однако торговать с пришельцами без разрешения государя отказались наотрез. На вопрос, кто же их государь и каковы размеры их страны, поморы дали ответ, что страна их зовется Русью, простирается она далеко вглубь материка, а правит ими государь Иван Васильевич. По просьбе Ченслора воевода князь Микулинский послал гонца в Москву.
Царь велел немедленно доставить англичан перед свои очи, взяв на себя все путевые расходы и распорядившись бесплатно выдавать им лошадей на станциях. Но в Москве послов для порядку поволынили двенадцать дней, прежде чем они получили аудиенцию.
Иван принял Ченслора, сидя «на позолоченном сидении в длинной одежде, отделанной листовым золотом, в царской короне на голове и с жезлом из золота и хрусталя в правой руке; другой рукой он опирался на ручку кресла». Царь благосклонно осмотрел подарки и образцы товаров и терпеливо выслушал грамоту Эдуарда, в которой говорилось, что люди созданы Богом для общения друг с другом, особенно же полезны сношения «с людьми торговыми, которые странствуют по всей вселенной, переплывают моря и переходят пустыни, дабы доставлять в отдаленнейшие страны и государства предметы хорошие и полезные, которые, по благости Божией, находятся в их стране, и дабы обратно вывозить оттуда то, что они там полагают получить для пользы своей страны». Правда, царь выразил легкую досаду, что грамота «обращена неведомо к кому».
В знак особой милости Ченслор после приема был приглашен к царскому столу. Переодетый в «серебряное одеяние», Иван сидел на возвышении. В некотором отдалении от него стояли длинные накрытые столы. Все приглашенные к обеду — человек двести бояр и дворян — были в белом. В середине трапезной стоял поставец с кубками и яствами. Сервировка была очень богата — «все подавалось на золоте». Прежде чем были поданы яства, царь послал каждому гостю большой ломоть хлеба; при этом разносивший хлеб кравчий громко называл пожалованного по имени и говорил: «Иван Васильевич, царь всея Руси и великий князь Московский, жалует тебя хлебом!» — эти слова все каждый раз выслушивали стоя. После всех царь дал кусок хлеба кравчему, который тут же съел его перед царем и, откланявшись, вышел. Затем с такими же церемониями разнесли лебедей, нарезанных кусками; после чего блюда стали подавать без всякого порядка. За время обеда царь дважды сменил короны на голове. Взявшись за нож или хлеб, он возлагал на себя крестное знамение.
Из-за стола разошлись в час ночи.
Англичане пробыли в Москве несколько месяцев, внимательно изучая неизвестную им страну. Ченслор смотрел на Россию непредвзятым взглядом и во многих местах своего дневника выражает искреннее восхищение увиденным: «Страна… изобилует малыми деревушками, которые так полны народу, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что это кажется удивительным».
Москву Ченслор нашел более великой, «чем Лондон с предместьями», правда, «Москва очень неизящна и распланирована без всякого порядка»; зато «в Москве красивый Кремль, его стены из кирпича и очень высоки». Англичанин до кончиков ногтей, он, отбросив всякое национальное чванство, не скупится на похвалы русскому народу: «Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми»; «если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними». В то же время он отметил национальную замкнутость москвичей: они «учатся только своему языку и не терпят никакого другого в своей стране и в своем обществе». Впрочем, этот упрек тогда можно было сделать любому другому народу...
Что в самом деле неприятно поразило Ченслора (видимо, в качестве купца и предпринимателя), так это экономический деспотизм царской власти: с нескрываемым ужасом он пишет о том, что царь имеет право отнимать у своих подданных землю и другое имущество; русский человек не может сказать, как простые люди в Англии: «Если у нас что-нибудь есть, то оно от Бога и мое собственное», в России все принадлежит «Богу и государевой милости».
Зато (и это удивительно) Ченслор с одобрением отозвался о русском судопроизводстве, правда лишь в одном отношении: у русских нет «специалистов-законников, которые бы вели дело в судах», то есть продажных крючкотворов-адвокатов. «Каждый сам ведет свое дело и свои жалобы и ответы подает в письменной форме, в противоположность английским порядкам». Подданные имеют право подать челобитную прямо самому государю, который судит с «удивительной беспристрастностью». Впрочем, peзультат получается тот же, что и в английских судах: «происходят удивительные злоупотребления, и великого князя много обманывают».
Климент Адамс, в свою очередь, отметил гуманность русского суда: «За первую вину не вешают, как у нас... »
Описав приверженность русских религиозным обрядам, Ченслор продолжает: «Что касается разврата и пьянства, то нет в мире подобного, да и по вымогательствам это caмые отвратительные люди под солнцем. Судите теперь о их святости».
По совокупности же наблюдений, хороших и дурных, вывод Ченслора о русском народе был таков: «По моему мнению, нет другого народа под солнцем, который вел бы такую суровую жизнь».
Между тем по весне следующего года нашлись корабли Хьюго Уиллоби; вернее, их нашли. Русские рыбаки обнаружили на Мурманском побережье, в устье реки Арзины, два судна, стоявшие на якорях. Увы, теперь это были летучие голландцы: «Нашли мы-дe,— сообщили царю рыбаки,— на Мурманском море два корабля стоят на якорях в становищах, а люди на них все мертвы». Экипажи «Бона Эсперанта» и «Бона Конфиденция» не выдержали первой в истории полярной зимовки; мертвый Уиллоби склонился в капитанской каюте над судовым журналом, из которого явствовало, что в январе 1554 года его команду еще не покидала надежда... По просьбе Ченслора царь возвратил лондонскому обществу имущество и вооружение обоих кораблей (перед тем московские пушкари обследовали английские пушки и нашли, что наши лучше!).
На обратном пути в Англию опасности подвергся и корабль самого Ченслора: фламандские пираты взяли его на абордаж. Ченслор остался в живых, но все русские товары и подарки царя пропали...
В Лондон Ченслор привез только грамоту на имя Эдуарда VI, в которой Иван обещал, что английские купцы «ярмарки свои будут иметь свободно во всем пространстве наших государств»,— такой привилегией беспошлинной торговли не обладали ни ганзейские, ни голландские нeгoцианты.
Новой правительнице Англии – королеве Марии Тюдор, чьим мужем был испанский король Филипп II, пришлось довольствоваться грамотой Ивана и рассказами Ченслора о богатствах Московии. Любопытно, что в своем послании Иван именовал себя «повелителем всей Сибири», которой пока еще владел Кучум, и «великим князем лифляндским», хотя Лифляндия принадлежала Ливонскому opдену. Впрочем, на это не обратили внимания, ведь и Филипп с Марией подписали ответную грамоту царю: «Король и королева Англии, Франции, Иерусалима...»
Ченслор получил титул «командора и великого штурмана флота». Себастьян Кабот возглавил вновь образованную Компанию для торговли с Россией, Персией и северными странами, или просто Московскую компанию.
В мае 1555 года Ченслор отправился в свое второе путеше¬ствие в Россию — на этот раз в качестве официального посла. На «Эдуарда Бонавентуру» погрузили много сукна и изделий из железа. Иван был рад снова увидеть полюбившегося иноземца. Привилегии английским купцам были подтверждены, и в ноябре Ченслор отплыл на родину вместе с московским послом Осипом Непеей. К несчастью, у берегов Шотландии буря бросила корабль на скалы. Ченслор погиб — оказалось, что «великий штурман» не умел плавать; утонули и семеро русских из посольской свиты... Непея же, плававший, как и все русские, не лучше топора, каким-то чудом спасся и удостоился торжественного приема в Лондоне. Назад он вернулся в обществе множества английских мастеров, выразивших желание служить московскому государю.
Начавшаяся торговля с Англией была обоюдовыгодной. Россия, вскоре вступившая в войну с Ливонией, получала от англичан все необходимое для армии ¬порох, доспехи, серу, селитру, медь, олово, свинец и так далее. В свою очередь, русский лес и пенька помогли Англии выстоять в морской схватке с Испанией. Тридцать лет спустя победитель Непобедимой Армады aдмирал Фрэнсис Дрейк просил английского посла в Mocкве благодарить сына Грозного, царя Федора Ивановича, за отличную оснастку своих кораблей, позволившую отстоять независимость Англии.
© sergeytsvetkov.livejournal.com
